Собака Баскервилей из села Кукуево - Елисеев Александр Владимирович
«Комок» являл собой типичный для провинции торговый павильончик, где посетителям всегда тесно, а товарам просторно. На буквально десяти квадратных метрах продавались молочные и мясные продукты, хлеб и выпечка, спиртное всех видов, включая ставшие чрезвычайно дорогими после дефолта вермут мартини и импортное пиво (наверняка просроченное).
На прилавках соседствовали дешевая косметика, всякие товары бытового назначения — мыло, лампочки, порошки и тому подобное, а также детские игрушки, колготки, носки, некоторые канцелярские принадлежности и даже зачем-то настенные календари, как я успел заметить, за прошлый год.
Небольшая очередь у прилавка занимала все оставшееся от товаров пространство. Женщины брали хлеб, колбасу, сосиски, сахар, чай; мужчины — пиво, дешевую водку, портвейн с неизменными карамельками или печеньем в квадратных пачках в качестве нехитрой закуси. Очередь двигалась быстро и вскоре дошла до стоявшего передо мной мужчины в пыжиковой шапке и дубленке до пят — традиционной одежды местных, обеспеченных лучше, чем другие, людей. Мужик слегка покачивался, наверное, принял на работе, а теперь зашел за извинительными гостинцами для жены и ребенка, подумалось мне. Однако, оперевшись на прилавок, мужчина спросил удивительно трезвым голосом: «Нюра, у тебя случайно нет корвалола или валерьянки?»
Получив отрицательный ответ, мужчина купил пачку «Мальборо», бутылку недешевого коньяка и быстро вышел из магазина.
Я приобрел пару пачек «Винстона», две бутылки местного пива «Волужка», осталось купить что-нибудь на ужин. Попросил задумчивую Нюру порекомендовать пельмени «поприличнее», к ним выбрал кетчуп и соленых орешков к пиву, сложил покупки в пакет и вышел из магазина.
На улице возле павильона тарахтел только что подъехавший «бобик» ППС (патрульно-постовой службы), возле которого я увидел того самого мужика из магазина с бутылкой коньяка в кармане. Рядом с ним с включенной рацией в одной руке, а другой рукой придерживая мужчину за рукав, стоял невысокого роста милиционер в звании капитана. Забирают как пьяного, подумалось мне, а у него просто плохо с сердцем. И чего чудак не носит с собой нитроглицерин, или хотя бы валидол? Нащупав в кармане удостоверение, я, приготовившись вступиться за мужика, шагнул в сторону «бобика», но, не дойдя пары шагов, неожиданно понял, что никто мужика забирать не собирается, более того, мужик и капитан знакомы, капитан что-то твердо и жестко выговаривал мужику, а тот смотрел испуганно и виновато. Да уж, хорош я был бы сейчас со своим заступничеством. К счастью, говорившие не обратили на меня никакого внимания. В сердцах ругнув себя за бестолковость и поспешность в выводах, я развернулся и зашагал в сторону своего нового жилища.
Дома меня ожидали пустые стены с бледно-зелеными обоями в коридоре и розово-желтыми в комнате. На светло-синего цвета кухне имелась электроплита, которой мне еще предстояло обучиться пользоваться, видавший многое в жизни холодильник, оклеенный теми же обоями, что и стены, исправно и даже чересчур сильно морозивший, но имевший одну веселую особенность: если сильно хлопнуть дверью холодильной камеры, дверца морозильной, расположенной сверху, вываливалась прямо на хлопнувшего, а весила она, надо сказать, немало. Еще дома был маленький кубик телевизора с тридцать седьмой диагональю экрана, видавший виды раскладной диван, нераспакованный чемодан с вещами и унылое одиночество. А с утра меня снова ждала непривычная новая, пока еще чужая и непонятная, но долгожданная и, уж наверняка, интересная работа.
Пара бутылок пива — конечно, не доза для взрослого и не слишком худого мужчины, но, когда к ним добавляются полумрак пустой квартиры, пачка сигарет и окружающая тебя пустота, сами собой возникают размышления о том о сем. Вот и я пытался, глядя в окно, за которым повалил густой снег, скрывший дома, двор, деревья и редких прохожих, так что казалось, будто во всем мире остались только рама со стеклом и огромные белые хлопья, осмыслить события последнего времени, оглядеть и оценить себя как бы со стороны.
Мне двадцать пять лет, пусть и с небольшим опозданием, но прошлым летом я успешно окончил юридический факультет, прошел хорошую практику в районной и городской прокуратурах, оформил документы в кадровый резерв. Трудоустройство мое, конечно, несколько затянулось — в Самаре мест не было. Все мои приятели — практиканты уже работали, правда, в городе никто не остался, кого-то устроили близлежащие Новокуйбышевск и Красная Глинка, а кто-то с удовольствием уехал в отдаленные районы области за двести километров, лишь бы подальше от родительской опеки. Мне как-то особо ехать в глушь не хотелось, а областной центр и прилегающие районы не предлагали, вот и просидел до февраля в ожидании вакансии, пока от тоски и бесперспективности не согласился на место следователя в районной прокуратуре в «уездном городе» Средневолжске.
Вариант, конечно, ни то, ни се — ни город, ни деревня, от дома пятьдесят километров — вроде и недалеко, но каждый день не наездишься. В общем, так себе вариантик, но надо же было с чего-то начинать. Другие сферы деятельности, куда можно было пойти работать кроме прокуратуры особо не рассматривал, в милицию не очень хотел по ряду личных причин, о федеральной службе безопасности как-то не задумывался, а остальное не годилось, поскольку чревато было годом службы в вооруженных силах, в которые я, увы, не рвался в свои двадцать пять, да и видел мало общего между почетным долгом защиты Родины и унизительным, полуголодным положением солдата, тратящего целый год своей молодости на бесплатный и неквалифицированный труд по строительству дач и обслуживанию разного рода нужд золотопогонных чиновников.
Город Средневолжск (население около пятидесяти тысяч человек, пивобезалкогольный завод, крупная лесопилка с мебельным цехом, молокозавод, хлебокомбинат, недостроенный в советские времена неизвестный научно-промышленный комплекс) встретил меня совершенно равнодушно: жители спешили на работу, немногочисленные, по сравнению с областным центром, автомобили и совсем уж редкие автобусы неторопливо плыли по заснеженным дорогам, у дверей магазинов степенно общались пенсионеры. Чистый приятный воздух, провинциальность, патриархальная атмосфера деревянных одноэтажных домиков, смешанная с разнообразием советской архитектуры разных времен.
Обстоятельная неторопливость, вежливая доброжелательность, скромность в одежде и слегка растянутая речь местных жителей. Примерно что-то такое я и ожидал. Удивило лишь обилие в городке молодых мамаш с маленькими детьми — от совсем грудных младенцев до ясельников (это в наши-то времена серьезного демографического спада) и невероятное, просто поразительное количество собак — не уличных бродячих разносчиков инфекций и хранителей помоек, а нормальных домашних, тех, что гуляют с хозяевами, проживают и питаются в хозяйских домах и квартирах.
Собаки были весьма разнообразны: крупные и не очень, короткошерстные и лохматые, породистые и не то чтобы. Однако уверенно преобладали среди них собаки так называемых «бойцовых» пород — бультерьеры и американские стаффордширские терьеры. Я их сразу узнавал, потому что бультерьера, ушастого свиноподобного крепыша, ни с кем нельзя было перепутать, а амстафф жил у моего соседа в Самаре. Этот молодой кобель по кличке Бой был весьма добрым и общительным малым, однако впечатлял своим умением легко и быстро перегрызать ствол дерева толщиной в ножку обеденного стола, а также победами в случайных уличных поединках с разгуливавшими без поводка ротвейлерами и догами.
В общем, по первому впечатлению, город меня вполне устроил, работа обещала быть небезынтересной и давала надежду успешно проявить себя. На этой оптимистичной ноте я, затушив сигарету в пепельнице, организованной в лучших традициях Зосимыча из пустой стеклянной банки, отправился спать.
4
Утро окатило свежестью и бодростью, едва только я распахнул двери подъезда, покрытые облезшей краской десятилетней давности, и вырвался из затхлого, тяжелого смрада плохо убираемого, пыльного и сумрачного общественного, а значит, ничьего помещения. Улица встретила меня, унылого жителя города-миллионника, неожиданно чистым, тягучим и одновременно сказочно легким, какой бывает, наверное, только родниковая вода, воздухом, и резко бьющей в глаза, просто шокирующей с непривычки белизной выпавшего за ночь снега.
